ДУХОВНАЯ СЕСТРА:
Мария Дмитриевна Соколова
Мария Дмитриевна Соколова была самым близким другом и духовной сестрой матушки Игнатии. С ней мы тоже познакомились в храме преподобного Пимена Великого, куда она всегда сопровождала матушку. Это была нераздельная двоица. Жили две духовные сестры вместе в квартире м. Игнатии на Беговой улице, куда матушка Мария переехала после кончины мамы-Кати (м. Авраамии) в 1965 г. по настоятельной ее просьбе не оставлять дочь одну. Эту просьбу она выполняла с большой радостью и любовью.
Жили сестры очень дружно. М. Мария, как младшая, всегда была рада выполнить любую просьбу матушки Игнатии. Она обращалась к ней с большим уважением и трепетной любовью. Вообще матушка Мария напоминала нам большого очень доброго, живого и любвеобильного ребенка. Всегда готовая отозваться на помощь, она слегка суетилась, чтобы помочь нам раздеться, нас посадить, накормить, когда мы приходили. Заботливо угощала, интересовалась все ли у нас дома хорошо, не нужны ли какие-нибудь продукты, если мы голодаем, и, быстро исчезнув, возвращалась, неся в руках пакет с сахарным песком или какой-нибудь крупой со словами: «Возьми, возьми ведь у тебя нет». С трудом удавалось убедить ее, что у нас во всем достаток. Она не могла пройти мимо тех, кто просил милостыню, каждого одаривала копеечкой. Эта душа Божия была соткана из любви и добра.
Долгое время сестры добирались до Пименовского храма своим ходом, сначала на трамвае, а затем – на метро, без сопровождения. А когда силы стали убывать, они стали соглашаться, чтобы их подвозили. Первым помощником, которого Господь послал, был владыка Валентин (Мищук, ныне Митрополит Оренбургский и Бузулукский), который в это время служил в нашем храме. Владыка очень бережно, по-сыновьи, усаживал матушек в машину и вез к дому, где обязательно провожал до дверей квартиры. Бывал Владыка и на лекциях матушки Игнатии, слушал с нескрываемым интересом и вниманием курс лекций по Ветхому Завету, даже попросил записи.
Матушка Мария была из младших сестер. Она, совсем юная, но уже глубоко верующая, потеряв своего духовного наставника, промыслом Божиим пришла в Высоко-Петровский монастырь, где и обрела духовного отца – архимандрита Агафона (впоследствии схиархимандрита Игнатия Лебедева, преподобномученика,†1938). Быстрая, энергичная, предприимчивая –она изо всех сил старалась всегда попасть на исповедь к батюшке. К нему же она приводила и своего отца – врача-гомеопата, очень известного тогда в Москве специалиста.
Батюшка заметил ее горящую любовью ко Господу душу и внимательно занимался с ней. Заботясь о ее судьбе, батюшка определил ее на работу в Институт туберкулеза лаборанткой. Ей было тогда всего 17 лет. Имея пытливый ум, трудолюбие и будучи аккуратной и серьезно относящейся к порученной работе, она сумела получить в институте специальность микрофотографа и начала работать в лаборатории микрофильмирования, где стала незаменимым специалистом. В институте туберкулеза м. Мария проработала 50 лет. Она стала надежной помощницей м. Игнатии во всех ее земных делах.
Матушка Мария.
Помню, когда мне приходилось бывать у матушек по их приглашению, и мы обсуждали с м. Игнатией уже готовые, отпечатанные дневниковые записи или вновь подготовленные к печати, м. Мария тихонечко нас оставляла одних. А если заходила пригласить нас к чаю, то м. Игнатия с любовью, но достаточно строго замечала: «Муня (так она дома любила называть матушку Марию), мы еще работаем». Мне посчастливилось помогать м. Игнатии в работе с дневниковыми записями, которые она вела ежедневно. Так приучил сестер батюшка к ежедневной записи своих помыслов. Дневники, видимо, в последние годы помогали матушке в ее жизненном путемерии.
Шли дни за днями, матушки слабели, так подкралась постепенно болезнь матушки Марии. Лекарства, назначенные врачами, она пила нерегулярно и неохотно. Мне удавалось порой её уговорить принять их, когда я бывала у них дома.
Помню их приезд к нам домой после возвращения нашей семьи из Иерусалима, где муж приобрел кассеты с видеозаписями службы на Гробе Господнем. Это был 1997 г., до поездки матушки Игнатии в Иерусалим оставалось 2 года. Матушка Мария, уставшая (мы приехали после посещения храма), согласилась отдохнуть, а матушка Игнатия села к экрану телевизора смотреть ночную службу на Гробе Господнем, пока мы готовили обед. Божественную литургию матушки ценили превыше всего, ею они жили, ею питались их души.
У нас в доме была кошка, которая очень боялась посторонних и всегда пряталась. А здесь она вышла и стала ласкаться к ногам матушки. Вот как животные чувствуют чистоту и, не побоюсь сказать, святость людей. Матушка не проявляла к ней особого внимания, просто отметила, что у нее тоже когда-то жила в доме кошечка, и продолжала следить за ходом литургии.
Затем мы пообедали специально приготовленной для гостей рыбной солянкой, которой матушка Игнатия дала такую оценку: «Не каждый архиерей ест такую солянку».
А матушка Мария заставила нас сознаться в нашем утаивании, из какой рыбы была сварена солянка. Поскольку мы всегда жили скромно, то вместо дорогих сортов рыбы были положены ломтики трески, которую мы между собой всегда называли севрюгой. Вот одна из косточек попадает в тарелку матушки Марии. Она, удивленно вынимая ее, говорит: «Кость?!», матушка Игнатия отвечает ей, что в севрюге костей нет. Но вот вторая злополучная кость совсем раскрывает наш секрет, и мы объясняем, что именно треску в нашем доме мы называем севрюгой. Все смеются, что все тайное всегда становится явным.
Пока матушка Игнатия могла сама с трудом ухаживать за матушкой Марией, она это делала без жалоб и без стонов, с кротостью и смирением неся этот уже непосильный для нее крест. Но вот настал такой день, когда она пошла к отцу Николаю за благословением как поступить, положить ли матушку Марию в больницу или перевезти к племяннице, которая не возражала ухаживать за тетушкой. Все это матушка Игнатия делала, скорбя и плача сердцем, но сил на двоих уже у нее не было. Отец Николай благословил переезд к племяннице. Теперь только телефон мог ежедневно скрашивать их одинокую жизнь друг без друга. Правда иногда матушка Игнатия предпринимала поездки к племяннице матушки Марии, навещая любимую сестру. После она вспоминала, что они садились на диванчик, общались друг с другом, а матушка Мария по-детски ворковала, перебирая ручками привезенные гостинцы.
Матушка Игнатия рассказывала о посещении больной сестры всегда со слезами на глазах и срывающимся голосом. И все спрашивала меня, правильно ли она поступила, что согласилась перевезти больную сестру к племяннице. А когда матушка Игнатия вернулась из поездки в Иерусалим в 1999 г. и привезла матушке Марии святыни, то та нежно их гладила и перекладывала, долго ими любуясь.
Однажды, в то время, когда сестры жили еще вместе (как мне это рассказывала м. Игнатия), матушка Мария долгое время ходила в соседней комнате и что-то все говорила нараспев. Это заинтересовало матушку Игнатию, она заглянула в соседнюю комнату и увидела, что матушка Мария ходит по комнате и читает стихи, которые были написаны мною специально в подарок матушкам. Тонкая, чуткая и светлая ее душа не могла не почувствовать той любви, которая была вложена мною в эти стихи.
И снова служба, снова Божий храм.
Так день за днем, но все же необычно.
Как дивный праздник нам в суровой жизни дан,
И торжествует Дух над грешной плотью вечно!
Звучат молитвы, славы и псалмы,
Горят лампады, свечи, лики, ладан.
И только на одно мгновенье ощущаешь ты,
Что в вечность путь тебе Творцом показан.
И снова рядом с образом стоишь,
На сердце тишина, покой и радость.
Как будто нет греха, нет в мире лжи,
И этим состоянием ты Господу обязан.
И как утешен ты бываешь в дни,
Когда Господь дела твои управит.
Вдруг открываются незримые пути,
Причастность к вечности Господь тебе подарит.
И вот воскресли тело и душа,
Пока для жизни временной и грешной,
Но уповай на милости Христа,
Молитвенно трудясь для жизни вечной.
Матушкам, 1996 г.
Матушка Мария воспитывалась в большой интеллигентной семье, но она никогда не прилеплялась к дому, хотя имела искреннюю любовь к ближним. Ближним для нее был тот человек, который нуждался в помощи, а она могла ему ее оказать. Так она долгое время заботилась об одной душевнобольной женщине, посещала ее, опекала, провожала в храмы.
У нас с матушкой Марией сложились очень теплые и дружеские отношения, было, как мне казалось, взаимопонимание и доверие. Она звонила по телефону и поздравляла с семейными датами. Так на мои именины она по телефону, когда я сняла трубку, голосом телефонистки сказала: «Примите телефонограмму», - потом не выдержала и засмеялась, а уже тогда стала поздравлять. Я ее очень любила, люблю и сейчас. Когда она была вынуждена переехать к племяннице, то мне ее стало очень не хватать, ее щебетания, ее внимания, ее любви, просто ее присутствия в доме. Однажды великим постом она заботливо нас накормила геркулесовой кашей с изюмом. Было очень вкусно! Это блюдо теперь у нас дома носить название «матушкина каша».
Автор с дочерью Екатериной у матушек в гостях.
Вспоминается летняя жизнь матушек в Гефсиманском скиту под Троице-Сергиевой Лаврой. Как они были на строгих монашеских службах, где молились перед образом Божией Матери Черниговская, как гуляли по дорожкам скита и любовались маргаритками, о посещении пещер и о преподобном Варнаве Гефсиманском, службу которому написала матушка Игнатия, желая отдать дань его молитвам и трудам.
О паломничестве в Иерусалим через Кипр, которое предприняли обе матушки в 1994-1995 гг. я вкратце уже упомянула, подробнее описать не могу, т.к. в тот раз я матушек не сопровождала. Но святыньки от них – крестики – мы с дочерью в подарок получили.
М. Игнатия и м. Мария на о. Кипр, рядом игумен Илия Жуков.
Неоднократно матушки посещали так ими любимую Свято-Смоленскую Зосимову пустынь, были на обретении мощей основателя пустыни преподобного Зосимы Владимирского.
О. Варнава, м. Игнатия, Марина Петрова и Надежда Ревзина
в Зосимовой пустыни.
Матушки в задумчивости гуляли под огромными пушистыми древними пихтами, предаваясь воспоминаниям. Здесь же произошла их встреча со Святейшим Патриархом Алексием II в день его посещения монастыря по случаю его возвращения Московской Патриархии и возобновления монашеской жизни. Матушки сумели рассказать Патриарху, что они духовные чада последних Зосимовских старцев и очень рады, что дожили до дня возвращения и начала восстановления монастыря.
Матушка Мария была пострижена в рясофор архимандритом Исидором (Скачковым) в августе 1939 г. с именем Александра, а затем в восьмидесятые годы – в мантию архимандритом Кириллом (Павловым) с именем Мария (в честь Марии Египетской).
Тайные монахини у себя дома на Беговой.
Матушек объединяла взаимная глубокая духовная любовь и благословение дорогого духовного отца, схиархимандрита Игнатия, всегда держаться вместе. Был один единственный случай, о котором матушка Мария вспоминала – это видение умершего отца Игнатия в вечер его преставления, 11 сентября 1938 г. В ту пору матушка Мария была в поездке в Казахстан – к арестованной старшей сестре Евгении. Батюшка явился очень тихо, очень кратко – и вместе с тем так убедительно и сильно, что никогда потом, рассказывая об этом, она не меняла передачи. А так она никогда не открывала каких-либо видений и даже не предавала им значения. Вера у нее была столь крепкая, что ее фундамент был непоколебим.
Матушку Марию отличал смиренный, добрый нрав, ее всегдашнее благодушие, жизнерадостность и желание всегда помочь и придти на помощь. Она любила делать и всегда делала добрые дела. Забота о духовной сестре была для нее необходимой потребностью. Так во время отдыха на даче она уговаривала матушку Игнатию не сидеть под большой красавицей елью, убеждая, что ель может упасть. И так во всех жизненных ситуациях она была готова в любую минуту встать на защиту духовной сестры.
М.Игнатия и м. Мария под любимой елью на даче.
Болезнь м. Марии все усугублялась. К лету 2000 г. матушка уже почти не вставала с постели. Ждали самого тяжелого, ждали расставания с ней. Ее госпитализировали в родной для нее Институт туберкулеза, где она и отошла ко Господу 3 июля 2000 г., незадолго причастившись Святых Христовых Тайн. Напутствовал матушку и причащал клирик храма преподобного Пимена Великого, протоиерей Владимир Гавриков, который всегда безотказно, по первому зову приезжал к матушкам. Отпевание было совершено в храме Живоначальной Троицы на Пятницком кладбище в день празднования Владимирской иконы Божией Матери. В отпевании участвовал настоятель храма преподобного Пимена Великого о. Николай Петров, который и проводил почившую до места ее упокоения под погребальный колокольный звон. Через год им же была отслужена панихида на могиле покойной. А мы после панихиды собрались в доме на Беговой помянуть нашу дорогую матушку Марию. Царство ей Небесное и вечная память.
ВОСПОМИНАНИЯ О БРАТЕ:
Абакумцев Николай Ильич
Вспоминая матушку Игнатию, нельзя не вспомнить ее брата, Николая Ильича Абакумцева, который был ей не просто родным человеком, но горячо любимым и близким по духу. Он был немного моложе. Вот что вспоминает сама матушка об этом: «Помню…еще и такую картинку – где-то в темноте стоит колыбель моего брата (он родился более чем через 2,5 года) и я качаю эту лодочку, приговаривая «баю-баюшки-баю, не ложися на краю…»» Она описывает брата в ранние годы его детства как хорошенького курчавого мальчика.
Валя Пузик с братом Николашей
Жила семья в большой, светлой, просторной квартире, которую снимали у домохозяина. Дом был красивый, с большими окнами, из-за которых в комнатах по зимам было очень холодно, так что дети замерзали.
В раннем детстве, вспоминала матушка, если родители с крестной уезжали в театр, они с братом оставались с няней дома. Было так холодно в квартире, что они жались спинами к большой изразцовой печке, чтобы согреть свои посиневшие ручки.
Но бывало и весело вечерами, когда они с Николашей (братом) катали друг друга (чаще, конечно, матушка) на коврике под горку в большой комнате, так как полы были под откос из-за ремонта, который был сделан некапитально. Особенно радостно было на Рождество. Видимо, этот праздник « ...когда в правом углу большой главной комнаты стояла большая до потолка елка, зажигались свечи, сверкали украшения, и даже трещали бенгальские огни», – был самым веселым и запоминающимся в их детстве.
Ходили они с крестной (Коконькой) в церковь, больше всего одна крестная, а они (дети) по мере возраста. «Посты соблюдались только на Страстной неделе (да и то с селедкой), мы с братом тогда же на Страстной и говели в нашей приходской церкви»,– вспоминала матушка.
Любили дети и День маминого Ангела – святой великомученицы Екатерины, когда собирались друзья, и было застолье; впереди Рождество, а на столе было так много вкусного, из которого кое-что доставалось и им, детям.
С теплотой и нежностью вспоминает матушка об отце, Илье Яковлевиче Пузик, о тех редких радостях, когда он катал их на ноге, сидя в глубоком кресле, «…задумчиво и медленно поднимал нас и опускал на уставшей за день ноге своей». Сохранила память и прогулки их с папой, когда они с братом обходили большой круг Мещанских улиц, которые к ним поблизости примыкали и заканчивался садом теперешнего Института Склифосовского. «Помню,- писала матушка,- задумчивую, грустную и одновременно изящную фигуру отца с низменной тросточкой, которой он указывал нам на упавшие желуди. Шуршали опавшие дубовые листья, мы, дети, щебетали, а папа задумчиво отбрасывал листья тросточкой, иногда тихонько насвистывал песенку и думал свою думу».
Но недолго продолжалось их счастливое и безмятежное детство. В 1915 г. отец скончался. Вот как вспоминала об этом сама матушка: «…на другой день своего Ангела – пророка Илии, 45 лет от роду, не имея ни одного седого волоса в своих прекрасных темно-каштановых волосах, отца не стало».
Семья осталась без средств для существования, даже те малые сбережения, которые оставил отец им с братом, были конфискованы новым правительством. Николаю еще не было и 10 лет, а матушке – 12,5.
Пришли голод и холод – «сиротское житие». Матушка отчетливо помнила «…длительные вечера, когда мы с братом укладывались спать – он на сундуке, я на кроватке, а мама садилась за свою ночную работу (она была портнихой). К вечеру в маленькой этой спаленке накапливалось тепло, горела большая висячая керосиновая лампа, также дававшая тепло, на крючке над стеклом лампы вешался маленький утюжок, который был необходим маме при работе, лампа мерно покачивалась, когда брали этот нагревшийся утюжок – и под медленное покачивание теней на обоях, мы мирно засыпали».
Лето дети и заболевшая мать (заболевание легких) стали проводить на берегу реки Москвы, в поселке Тучково, чтобы дышать хорошим воздухом, пить парное молоко и набираться сил. Это стало возможно благодаря заботам друга отца, который нашел домик в деревне. «Мы, дети, – говорила матушка, – были под угрозой заболевания туберкулезом, сами о том нимало не подозревая». Позже выяснилось, что отец тоже был болен туберкулезом.
Так Тучково – русская Швейцария – стала второй родиной, которая формировала красотой души детей. Вот как описывает сама матушка: «Красота природы, течение широкой реки, простор полей, равнин и холмов, а также тишина чудесного лесного массива – на всю жизнь отложила отпечаток на развитие, формирование наших душ. Брат много взял от Тучкова для формирования своего творческого пути художника и скульптора».
Жизнь без отца, конечно, изменила характеры детей. Они сразу повзрослели, стали серьезнее относиться к занятиям сначала в школе, затем в училище, а позднее – в высших учебных заведениях. Но всегда сестру и брата связывали самые прочные и нежные узы любви и дружбы. Валентина всегда помогала брату советами, участвовала в его взрослой, самостоятельной жизни. В последние годы жизни дружба между ними особенно расцвела.
Матушка была сама человек одаренный, и талант брата вызывал у нее не просто радость, а настоящий восторг. Их сближало творческое отношение к миру, его красота, его непостижимость и совершенство. Именно это давало простор для формирования души, ее воспитания и укрепления.
Когда брат стал уже художником и скульптором, тетушка (крестная) отдала ему свою большую комнату, которая представляла собой своеобразную мастерскую. В ней, в комнате, стояла старинная фисгармония, большой рояль, а на стенах висели замечательные барельефы из дерева. В этой мастерской соединились искусства ваяния и музыки. Со временем брат женился, но часто приходил обедать, т.к. его мастерская была недалеко от родительского дома.
Мне не пришлось часто общаться с Николаем Ильичом, но те редкие встречи, очень непродолжительные, я вспоминаю всегда с большой теплотой. Впервые я встретила Николая Ильича у подъезда на Беговой, где последние годы жила матушка. Я еще ни разу его не видела, но по рассказам матушки и описанию брата, сразу его узнала. Он подходил к подъезду. Это был крупный мужчина, преклонных лет, с удивительной внешностью, которая выделяла его из толпы: седые вьющиеся волосы, развивающиеся по ветру, такая же седая борода, достаточно большая, умные, проницательные глаза и крупные крепкие руки – руки скульптора. Это была очень колоритная внешность. Да и одет он был как-то по-толстовски: какая-то серая куртка-блуза очень свободная, за спиной рюкзачок-мешочек и трость в руках. Николай Ильич произвел на меня незабываемое впечатление человека неординарного, необычного, отмеченного талантом. Он походил на мудрого древнего старца. Николай Ильич шел к матушке, где они вдвоем мирно беседовали, что-то скромное вкушали, а иногда Николай Ильич музицировал. Он был не только прекрасный скульптор и художник, но и композитор. Одно из своих произведений он посвятил горячо любимой «маме Кате» (м. Авраамии). Об этом я узнала от матушки Игнатии, которая обещала, что когда-нибудь оно будет исполнено, и я смогу его послушать. Но этому не суждено было сбыться.
Вторая наша встреча с братом была уже дома у матушки. Мы познакомились, когда он в очередной раз пришел навестить сестру, но я уже торопилась домой, поэтому мы раскланялись друг другу, я ушла, а Николай Ильич остался у матушки.
Знаю из рассказов матушки, как они вместе с братом и м. Марией посещали храм на Ваганьковском кладбище. Их так и называли «святая троица». Этот храм был самым близким от дома на Беговой. Но самое главное, что на Ваганьковском кладбище были родные могилы их отца, матери и крестной. Матушка вспоминала, как они с братом, видимо после обедни, пошли на дорогие могилки. Думаю, что это был особый день памяти кого-то из близких. Они посетили могилки, уже двинулись в обратный путь, но силы их оставили. Возраст немалый – девятый десяток. Нашли скамеечку на своем пути, сели отдохнуть, матушка извлекла из своей сумочки шоколадку, они подкрепились, немного отдохнули и продолжили свой обратный путь.
Третья наша встреча была скорбной. Мы пришли в храм св. апостола Андрея Первозванного, что на Ваганьковском кладбище, чтобы проводить Николая Ильича в последний путь. В гробу лежал древний старец с чистым, светлым, спокойным лицом, очень благообразный. Мы присутствовали на отпевании, которое совершал священник, знавший «святую троицу». Матушка была очень печальна, но держалась мужественно. Было это в декабре 1999 г. в числах, близких к памяти святителя Николая Чудотворца, в честь которого и носил имя Николай Ильич.
Незадолго до этого мы с матушкой были в паломнической поездке на Святую Землю. Когда посещали храм Воскресения Христова и Кувуклию с Гробом Господним, то матушка не могла сдержать слез. Она все удивлялась, откуда эти слезы, почему они так текут? Зачем, ведь нет причины? Но по возвращении в Москву матушка получила печальное известие – что брат болен и должен лечь в больницу на операцию.
Матушка несколько раз навещала брата в больнице. Рассказывала, что он выглядит слабеньким, но очень спокойным. «Лежит, – говорила матушка,– и перебирает четки». Болезнь оказалась последним испытанием в жизни брата, скоро он ушел из жизни земной в жизнь вечную – ушел очень дорогой и нежно любимый брат. А мы, окружавшие в это время матушку, чада ее, старались разделить с ней боль утраты. А еще учились жить, преодолевая скорби, любить до самоотдачи и быть верными и благодарными за все Господу.
В храме преподобного Пимена Великого мне часто выпадала радость стоять у образа Божией Матери, именуемого «Нечаянная Радость». Однажды матушка рассказала мне, что этот образ был особо почитаем в их семье ее мамой –матушкой Авраамией (мамой Катей, Екатериной Севастьяновной Пузик, в девичестве Абакумцевой, 1878-1965гг.). В 1927 г. Николай Ильич был в командировке на Кавказе, где заразился тяжелой формой малярии. Екатерина Севастьяновна (впоследствии монахиня Авраамия) долгое время возносила свои слезные молитвы Богородице о выздоровлении сына перед Её образом «Нечаянная Радость». И молитва матери была услышана – сын выздоровел. Этот рассказ был для меня еще одним подтверждением, что искренняя и сердечная молитва не остается без ответа и Божией помощи.
Из скульптурных работ Николая Ильича я могу вспомнить только фарфоровую статуэтку, которая располагалась на пианино в гостиной. Это был пахарь, держащий под уздцы богатырского коня. Фигуры были очень красивы, момент был выбран удивительно удачно, когда обе фигуры как бы находились в движении и только на минутку остановились. Сам пахарь напоминал образ былинного богатыря Илии Муромца со своим могучим конем. Ветер развивал одежду, волосы и бороду, открывая красивое русское лицо самого пахаря и было видно, что эта тяжелая работа не изнуряет его, он полон сил, энергии и, я бы даже сказала, значимости от того, что он занят этим непростым делом. «Оратаюшка» - так ласково называла матушка эту работу. Но видеть эту скульптуру в камне мне не довелось.
В гостиной над диваном, где матушка обычно принимала посетителей и друзей, висела большая картина, на которой «бушевал» пышный букет белых хризантем. Их, как и другие цветы, матушка очень любила, но это была работа кисти ее брата, и потому к ней было особое расположение.
Картина Н. И. Абакумцева «Хризантемы»
Вот, наверно, и все, что я могу вспомнить о Николае Ильиче Абакумцеве. Знаю, что матушка писала воспоминания о брате, но у меня их нет, поэтому пришлось ограничиться своими воспоминаниями и теми дневниковыми записями, которые у меня сохранились.
МАТУШКИНО 100-ЛЕТИЕ
Преподавание в воскресной школе продолжалось. Матушка вела занятия как у детей, так и во взрослой группе, чередуя их между собой, т.е. в одну субботу занималась с детьми, а в другую – со взрослыми.
Матушка Игнатия в Воскресной школе, 2002 г.
После занятий в старшей группе (2002 г.)
Приближался 100-летний юбилей матушки. Мы стали к нему готовиться. В ЦНИИТе тоже готовилась юбилейная конференция, куда были приглашены многочисленные ученики профессора В.И. Пузик. Матушка слабела, чувствовала себя больной, глаза видели все хуже. Она очень переживала, как сможет она добраться до института, который территориально расположен далеко на Лосином острове, сохранить силы, чтобы сидеть в президиуме, а возможно и выступать. Мы поддерживали ее, стараясь ободрить, молились Господу и Матери Его об укреплении телесных сил монахини Игнатии.
Настоятель Пименовского храма, протоиерей Николай, заранее готовил учеников к юбилейному занятию. Дети разучивали стихи, песнопения и даже была приготовлена старшими девочками небольшая сценка из жизни сестер, входивших в общину тайных монахинь Петровского монастыря. Конечно, было предусмотрено и готовилось угощение. Но все держалось в тайне от матушки. Она была готова приехать на юбилейный урок, но в последние часы, видимо, от волнения, силы ее оставили, и она вынуждена была остаться дома. Но праздничный урок все-таки состоялся, хотя и без любимого преподавателя. Дети читали стихи так, как будто матушка была с ними.
А она лежала дома, но укрыться от людей не смогла. Поздравлять её с юбилеем приехали прямо домой. Матушка с трудом поднялась с постели и принимала многочисленные поздравления от любящих чад, учеников, сослуживцев и просто знакомых, которые шли, звонили, присылали поздравительные телеграммы и открытки не только со всех концов России, но и из дальнего зарубежья.
Среди этих поздравлений выделяется телеграмма от епископа Брянского и Севского Феофилакта (ныне епископа Дмитровского, викария Патриарха Московского и всея Руси): «Дорогая и глубокочтимая матушка Игнатия. Сердечно поздравляю Вас с вековым юбилеем. Молитвенно желаю Вам всегда радоваться, непрестанно молиться, и за все благодарить Господа. Да сопутствует сединам Вашей мудрости живоносная юность духа и да сподобит Вас Господь нестареемой жизни в Небесном Его Царствии. Призываю на Вас Божие благословение – Ваш Богомолец епископ Феофилакт (Моисеев). 31.01.2003 г.»
С поздравлениями от братии Свято-Смоленской Зосимовой пустыни приехал иеромонах (ныне игумен) Варнава (Столбиков), давний матушкин сомолитвенник – насельник Зосимовой пустыни, которую в марте 1992 г. вернули православной церкви и которая любовно восстанавливалась монахами.
М. Игнатия, о. Варнава и Марина Петрова с детьми
в Зосимовой пустыни
М. Игнатия и о. Варнава (01.02.2003)
Матушки Игнатия и Мария были последними духовными чадами Зосимовских старцев. Им, последним сестрам, судил Господь увидеть возрождение обители. Сподобились они быть и на Патриаршем богослужении в Зосимовой пустыни по случаю ее открытия и даже побеседовать с патриархом Алексием II, рассказать ему немного о себе и о той радости, которую они переживали в тот момент.
По благословению отца Николая небольшая группа детей и взрослых с поздравлениями от школы и цветами приехали домой к матушке. Прямо у нее в келье, где юбиляр смиренно сидела на кроватке, они вручили букет белых роз, пропели и прочитали поздравительные стихи.
Поздравления детей и взрослых
Настал прекрасный день – день Вашего рождения,
Который ждали мы сто долгих-долгих лет.
Примите, Матушка, все наши поздравления
И этот скромный белых роз букет.
Сто лет – удобно здесь молчанье–
Великое творится в тишине.
Велик Господь в любом Своем создании,
И этот возраст – Божий дар жене.
Всю жизнь свою Вы посвятили Богу,
Приняв Его всем сердцем, всей душой,
Избрали трудную, но верную дорогу,
Ведя по жизни многих за собой.
От юных лет Вы были в послушании
Великого духовного отца.
Его советы, наставленья принимали,
Их исполняли со смирением, любя.
Талантами, дарами обладая,
Себя послушницей считали Вы всегда.
Десятки-сотни книг Вы написали,
Больным страданья облегчить спеша.
Как верная раба Христова, -
С душою ангельской, чистой и простой,
Как добрый Самарянин Вы всегда готовы
Исполнить долг любви святой.
В Законе Божьем постоянно поучаясь
Во время сна, среди бела дня,
Духовной пищей насыщаясь,
Вы ею нас кормили щедро и сполна.
Лучом святым Вы наши души освятили,
Зажгли в сердцах костер любви святой,
Свидетелем любви Христовой были,
Любви небесной, чистой, неземной.
Как хочется прославить Бога всем сердцем, разумом, душой,
Что дал на жизненной дороге нам встретиться с такой:
Удивительной и чистой, мудрой, строгой и простой,
Нашей Матушкой лучистой, кроткой, тихой и родной.
Потом было скромное угощение, которое приготовили любящие чада и огромный, многокилограммовый торт, торжественно врученный юбиляру от прихожан храма.
Келья матушки утопала в цветах, напоминая оранжерею. А она радовалась, глядя на эту красоту и разнообразие форм и красок, и все просила сфотографировать. Но букет белых роз, подаренный от храма, она просила поставить себе в изголовье. Так она всегда поступала с подарками, которые благословлял отец Николай.
6 февраля 2003 г. матушке предстояло быть на юбилейной конференции в своем любимом институте. Немного отдохнув и придя в себя от многочисленных поздравлений, она стала готовиться к поездке в институт
 В здание института матушку ввели под руки две ее ученицы – сотрудники института, и матушка заняла почетное место в президиуме. Ровно в 11.00 заседание было открыто. Собралось много сотрудников, учеников и последователей профессора Пузик Валентины Ильиничны. Предварил конференцию торжественный музыкальный момент (В.А.Моцарт), играл камерный оркестр Московского Дома Ученых РАН, дирижировал П.Б.Ландо. Затем прозвучало вступительное слово директора ЦНИИТ РАМН профессора В.В.Ерохина, выступление одной из любимых учениц Валентины Ильиничны – Земсковой З.С., которая тепло и с любовью рассказала о творческом пути дорогого учителя. Выступали с краткими поздравлениями приехавшие из разных концов нашей страны ученые, путевку в науку которым дала В.И. Пузик. Были даже из Якутии, Молдавии, Америки и др. регионов и стран.
Последней взяла слово юбиляр. Она была очень краткой, поблагодарила всех и сказала, что институт был и остается для нее родным домом. Затем, утопая в цветах, матушка вернулась домой очень усталая, но радостная от переполнявших ее впечатлений и встреч.
|
